Восточные переводы как болит от вас голова

Àðñåíèé Àëåêñàíäðîâè÷ Òàðêîâñêèé
(1907—1989)

Òàê ïðîíçèòåëüíî è âåðíî ñêàçàòü î ïîðå ïåðâûõ ñâèäàíèé âëþáëåííûõ: «Êîãäà ñóäüáà ïî ñëåäó øëà çà íàìè, / Êàê ñóìàñøåäøèé ñ áðèòâîþ â ðóêå» — ñìîã, ïîæàëóé, îäèí ëèøü Àðñåíèé Òàðêîâñêèé. Îí î ëþáîé ïîðå æèçíè ãîâîðèë òàê æå ÿðêî è åñòåñòâåííî. Ýòà îñîáåííîñòü, äà åùå áîãàòàÿ äóõîâíàÿ áèîãðàôèÿ ñäåëàëà åãî ðóññêèì ïîýòîì-ëèðèêîì ¹ 1 âòîðîé ïîëîâèíû XX â.

Àðñåíèé ðîäèëñÿ 25 èþíÿ 1907 ã. â Åëèçàâåòãðàäå Õåðñîíñêîé ãóá. â äâîðÿíñêîé ñåìüå ñëóæàùåãî Îáùåñòâåííîãî áàíêà Àëåêñàíäðà Êàðëîâè÷à Òàðêîâñêîãî è Ìàðèè Äàíèëîâíû, óðîæäåííîé Ðà÷êîâñêîé.  äîìå òîëüêî è ãîâîðèëè ÷òî î ïîýçèè è òåàòðå, ïèñàëè ñòèõè è ïüåñû äëÿ ÷òåíèÿ â êðóãó ñåìüè. Àðñåíèé, ïî åãî ñîáñòâåííûì ñëîâàì, ñòàë ñî÷èíÿòü ñòèõè «ñ ãîðøêà», à ñ 6 ëåò âèäåë ñåáÿ ïîýòîì. Îòåö âîäèë ìàëü÷èêà ñ åãî ñòàðøèì áðàòîì Âàëåðèåì íà ïîýòè÷åñêèå âå÷åðà È. Ñåâåðÿíèíà, Ê Áàëüìîíòà, Ô. Ñîëîãóáà.

Ãðàæäàíñêàÿ âîéíà æåñòîêî ïðîøëàñü ïî ñåìüå: â 1919 ã. â áîþ ñ áàíäîé àòàìàíà Ãðèãîðüåâà ïîãèá Âàëåðèé.  1921 ã. Àðñåíèé åäâà íå ïîïàë ïîä ñóä çà ãàçåòíóþ ïóáëèêàöèþ. Àðåñòàíò ñáåæàë ñ ïîåçäà è äîëãî ñêèòàëñÿ ïî Óêðàèíå è Êðûìó, ðàáîòàÿ ó÷åíèêîì ñàïîæíèêà è â ðûáîëîâåöêîé àðòåëè. Îêîí÷èâ Åëèçàâåòãðàäñêóþ òðóäîâóþ øêîëó, ïîñòóïèë â Ïåðâóþ ïðîôòåõíè÷åñêóþ øêîëó.

 1923 ã. Òàðêîâñêèé ïîêèíóë þã. «Ìíå áûëî øåñòíàäöàòü ëåò, êîãäà ÿ ïðèåõàë â Ìîñêâó. ß ïðèâåç òåòðàäêó ñòèõîâ, è óìåíèå íè÷åãî íå åñòü ïî äâà äíÿ ïîäðÿä.  Ìîñêâó ÿ ïðèåõàë ó÷èòüñÿ». Þíîøà ïîñòóïèë íà Âûñøèå ãîñóäàðñòâåííûå ëèòåðàòóðíûå êóðñû, ïîçíàêîìèëñÿ ñ ïîýòàìè Ã. Øåíãåëè, Ì. Ïåòðîâûõ, Þ.Íåéìàíîì, Ä. Àíäðååâûì, Ìàðèåé Âèøíÿêîâîé, íà êîòîðîé æåíèëñÿ.  1932 è 1934 ãã. ó íèõ ðîäèëèñü äåòè Àíäðåé è Ìàðèíà.  êîíöå 1930-õ ãã. Àðñåíèé îñòàâèë ñåìüþ.

Íà æèçíü Òàðêîâñêèé çàðàáàòûâàë, ïå÷àòàÿ â ãàçåòå «Ãóäîê» ïîä ïñåâäîíèìîì Òàðàñ Ïîäêîâà ñóäåáíûå î÷åðêè, ñòèõîòâîðíûå ôåëüåòîíû è áàñíè.  ñáîðíèêå «Äâå çàðè» îí îïóáëèêîâàë ñâîå ÷åòâåðîñòèøèå «Ñâå÷à», à â æóðíàëå «Ïðîæåêòîð» ñòèõîòâîðåíèå «Õëåá».

Ñ êîíöà 1920-õ ãã. Òàðêîâñêèé ðàáîòàë íà ðàäèî, çàâåäîâàë ëèòåðàòóðíûì îòäåëîì íàó÷íî-èññëåäîâàòåëüñêîãî ðàäèîèíñòèòóòà, áûë ñòàðøèì èíñòðóêòîðîì-êîíñóëüòàíòîì ïî õóäîæåñòâåííîìó ðàäèîâåùàíèþ íà Âñåñîþçíîì ðàäèî, ñî÷èíÿë ðàäèîïüåñû. Çà ïüåñó «Ñòåêëî», â êîòîðîé «çàãîâîðèë» Ëîìîíîñîâ, àâòîðà ïîäâåðãëè ðåçêîé êðèòèêå çà «ìèñòèêó».

Ñ 1932—1933 ãã. Òàðêîâñêèé ñòàë ïå÷àòàòüñÿ êàê ïåðåâîä÷èê ïîýçèè íàðîäîâ ÑÑÑÐ. Îñîáîå âíèìàíèå îí óäåëÿë êëàññè÷åñêîé ïîýçèè Âîñòîêà. Ðàáîòà áûëà ñâÿçàíà ñ òâîð÷åñêèìè êîìàíäèðîâêàìè â Êèðãèçèþ, Êðûì, íà Êàâêàç.

Ìíîãèå åãî ïåðåâîäû ñòàëè êëàññè÷åñêèìè. È âñå æå ó ïîýòà äóøà áîëåëà î «ñâîåì». «Äëÿ ÷åãî æå ÿ ëó÷øèå ãîäû / Ïðîäàë çà ÷óæèå ñëîâà? / Àõ, âîñòî÷íûå ïåðåâîäû, / Êàê áîëèò îò âàñ ãîëîâà».  1934 ã. áûë îïóáëèêîâàí ïåðâûé ñáîðíèê ïåðåâîäîâ Òàðêîâñêîãî. ×åðåç 6 ëåò åãî êàê ìàñòåðà ïåðåâîäà êèðãèçñêîé ïîýçèè, ãðóçèíñêèõ íàðîäíûõ ïåñåí, òðàãåäèè Êîðíåëÿ «Öèííà», òóðêìåíñêîãî ïîýòà Êåìèíå ïðèíÿëè â Ñîþç ïèñàòåëåé ÑÑÑÐ.

Âåëèêàÿ Îòå÷åñòâåííàÿ âîéíà çàñòàëà ïîýòà â Ìîñêâå. Ïîñëå ýâàêóàöèè â ×èñòîïîëü Àðñåíèé ñîçäàë öèêë ñòèõîòâîðåíèé «×èñòîïîëüñêàÿ òåòðàäü». Ïî çàêëþ÷åíèè ìåäêîìèññèè, ìîáèëèçàöèè â äåéñòâóþùóþ àðìèþ Òàðêîâñêèé íå ïîäëåæàë, îäíàêî îí ïðîøåë âîåííîå îáó÷åíèå, íàïèñàë â Ïðåçèäèóì Ñîþçà ïèñàòåëåé 11 ïèñåì-çàÿâëåíèé ñ ïðîñüáîé íàïðàâèòü åãî íà ôðîíò è, â êîíöå êîíöîâ, ïîëó÷èë íàïðàâëåíèå â äåéñòâóþùóþ àðìèþ.

Îí áûë «çà÷èñëåí íà äîëæíîñòü ïèñàòåëÿ àðìåéñêîé ãàçåòû» è äâà ãîäà ðàáîòàë âîåííûì êîððåñïîíäåíòîì ãàçåòû 16-é àðìèè «Áîåâàÿ òðåâîãà».

Èíôîðìàöèþ Àðñåíèé ñîáèðàë íà ïåðåäîâîé. Ó÷àñòâîâàë îí è â áîåâûõ äåéñòâèÿõ, çà ÷òî áûë íàãðàæäåí îðäåíàìè Êðàñíîé Çâåçäû, Îòå÷åñòâåííîé âîéíû 1-é ñòåïåíè, ìåäàëÿìè «Çà áîåâûå çàñëóãè» è «Çà îáîðîíó Ìîñêâû».

Ïîìèìî êîððåñïîíäåíöèé, Òàðêîâñêèé ïå÷àòàë ñâîè ñòèõè, ÷àñòóøêè è áàñíè. Ñîëäàòû âûðåçàëè èõ è íîñèëè ñ ñîáîé. Ïåñíÿ íà ñëîâà Òàðêîâñêîãî «Ãâàðäåéñêàÿ çàñòîëüíàÿ» ïîëüçîâàëàñü áîëüøîé ïîïóëÿðíîñòüþ â àðìèè. Ñòèõîòâîðåíèÿ «Áåëûé äåíü», «Íà ïîëîñêè íåñæàòîãî õëåáà…», «Íî÷íîé äîæäü», «Íåìåöêèé àâòîìàò÷èê ïîäñòðåëèò íà äîðîãå…», «Íå ñòîé òóò…», «Êîãäà âîçâðàòèìñÿ äîìîé ïîñëå ýòîé íåñëûõàííîé áîéíè…», «Åõàë èç Áðÿíñêà â òåïëóøêå ñëåïîé…» è äð. ñòàëè îáðàçöàìè âîåííîé ëèðèêè.

13 äåêàáðÿ 1943 ã. ïîä ã. Ãîðîäîê Âèòåáñêîé îáëàñòè êàïèòàí Òàðêîâñêèé áûë ðàíåí ðàçðûâíîé ïóëåé â íîãó. Åìó ñäåëàëè 5 îïåðàöèé, ïîñëå êîòîðûõ ðàçâèëàñü ãàçîâàÿ ãàíãðåíà. Îò íåìèíóåìîé ñìåðòè åãî ñïàñëà âòîðàÿ æåíà, Àíòîíèíà Àëåêñàíäðîâíà Áàõîíîâà — îíà ñìîãëà âûâåçòè ìóæà â Ìîñêâó, ãäå â Èíñòèòóòå õèðóðãèè åìó íîãó àìïóòèðîâàëè.  1944 Òàðêîâñêèé äåìîáèëèçîâàëñÿ.

Ïîñëå âîéíû ïîýò ïîäãîòîâèë ê èçäàíèþ ñáîðíèê «Ñòèõè ðàçíûõ ëåò», íî ïîñëå Ïîñòàíîâëåíèÿ ÖÊ ÂÊÏ(á) «Î æóðíàëàõ «Çâåçäà» è «Ëåíèíãðàä» (1946) èçäàòåëüñòâî íå ðåøèëîñü íàïå÷àòàòü ýòó êíèãó è óíè÷òîæèëî íàáîð.

Äðóçüÿ ñîâåòîâàëè ïîýòó ïîäëàäèòüñÿ ïîä òåõ, îò êîãî çàâèñåëà ïóáëèêàöèÿ, íî îí íå ìîã ïåðåñòóïèòü ñåáÿ.

«Ìíå ñòûäíî ðóêè æàòü ëüñòåöàì, / Ëæåöàì, âîðàì è ïîäëåöàì, / Ïðîùàÿñü, óëûáàòüñÿ èì / È èõ ëþáîâíèöàì äðÿííûì».

Íà æèçíü Òàðêîâñêèé çàðàáàòûâàë ïåðåâîäàìè êëàññèêà òóðêìåíñêîé ëèòåðàòóðû Ìàõòóìêóëè, êàðàêàëïàêñêîé ýïè÷åñêîé ïîýìû «Ñîðîê äåâóøåê», ïîýìû Ð. Ðçû «Ëåíèí»… Îí ó÷àñòâîâàë â äåêàäàõ íàöèîíàëüíûõ ëèòåðàòóð, âñòðå÷àëñÿ ñ ïîýòàìè è ïèñàòåëÿìè, ïèñàë òåîðåòè÷åñêèå è êðèòè÷åñêèå ñòàòüè è ðåöåíçèè, çàíèìàëñÿ àñòðîíîìèåé…

Ïîýò íå ÷èòàë ïóáëèöèñòèêè è ãàçåò, íèêîìó íå æàëîâàëñÿ, ÷òî åãî «íå èçäàþò, íå ïå÷àòàþò». Îí ìîë÷à íåñ ñâîé êðåñò.

Ïåðâûé ïîýòè÷åñêèé ñáîðíèê Òàðêîâñêîãî «Ïåðåä ñíåãîì» (èçäàòåëüñòâî «Ñîâåòñêèé ïèñàòåëü»), êîòîðûé Àõìàòîâà íàçâàëà «äðàãîöåííûì ïîäàðêîì ñîâðåìåííîìó ÷èòàòåëþ», óâèäåë ñâåò òîëüêî â 1962 ã.

Åãî «ïðîòîëêíóëè» â ïå÷àòü òðåòüÿ æåíà Òàòüÿíà Àëåêñååâíà Îçåðñêàÿ (À. Áàõîíîâà ñêîí÷àëàñü â 1951 ã.) è åãî äðóã Â. Âèòêîâè÷. Ê ýòîìó âðåìåíè â «ñòîëå» ó ïîýòà ëåæàëî óæå íåñêîëüêî ñîñòàâëåííûõ èì ðóêîïèñíûõ ñáîðíèêîâ («Ïåðâàÿ òåòðàäü», «Ñîáåñåäíèê» è äð.). Ïîñëå âûõîäà ýòîé êíèãè ÷èòàòåëè îáðåëè æèâîãî êëàññèêà, à ïîýòû — «òèõîãî» ëèäåðà, íå ðâóùåãîñÿ â ïðåçèäèóìû, çàäàâøåãî ñâîèìè ñòèõàìè íåïîìåðíî âûñîêóþ ïëàíêó. Òàðêîâñêîãî ñòàëè ïðèãëàøàòü íà âå÷åðà ïîýçèè, îí âåë ïîýòè÷åñêóþ ñòóäèþ ïðè Ñîþçå ïèñàòåëåé, âûåçæàë çà ãðàíèöó âî Ôðàíöèþ è Àíãëèþ.

Çàòåì â òå÷åíèå 20 ëåò Àðñåíèåì Àëåêñàíäðîâè÷åì áûëè âûïóùåíû øåñòü ïîýòè÷åñêèõ ñáîðíèêîâ: «Çåìëå çåìíîå», «Âåñòíèê», «Ñòèõîòâîðåíèÿ», «Âîëøåáíûå ãîðû», «Çèìíèé äåíü», «Èçáðàííîå». Çâó÷àëè åãî ñòèõè è â ôèëüìàõ åãî ñûíà Àíäðåÿ Òàðêîâñêîãî «Çåðêàëî», «Íîñòàëüãèÿ».  ÖÄË è Ïîëèòåõíè÷åñêîì ïðîøëè äâà âå÷åðà ïîýòà.

 1967 ã. Òàðêîâñêîìó áûëà ïðèñóæäåíà Ãîñóäàðñòâåííàÿ ïðåìèÿ Êàðàêàëïàêñêîé ÀÑÑÐ èì. Áåðäàõà, à â 1971 ã. — Ãîñóäàðñòâåííàÿ ïðåìèÿ Òóðêìåíñêîé ÑÑÐ èì. Ìàõòóìêóëè.  1977 ã., â ñâÿçè ñ ñåìèäåñÿòèëåòèåì åãî íàãðàäèëè îðäåíîì Äðóæáû íàðîäîâ.

 ïîñëåäíèå ãîäû æèçíè ïîýòîì áûëè îïóáëèêîâàíû ñáîðíèêè «Ñòèõè ðàçíûõ ëåò», «Îò þíîñòè äî ñòàðîñòè», «Áûòü ñàìèì ñîáîé», «Çâåçäà íàä Àðàãàöåì». Êðèòèêè îòìå÷àëè, ÷òî Òàðêîâñêèé â ñâîèõ ñòèõàõ ãîâîðèò î âå÷íûõ öåííîñòÿõ, è åãî ïîýçèþ îòëè÷àåò ïîðàçèòåëüíàÿ âåñîìîñòü.

Èç-çà íåâîçâðàùåíèÿ Àíäðåÿ Òàðêîâñêîãî â ÑÑÑÐ, ïîýò íà íåñêîëüêî ëåò ïîïàë â îïàëó. Ïîñëå ñìåðòè ñûíà â 1986 ã. Òàðêîâñêèé óæå íå îïðàâèëñÿ. Â ñâÿçè ñ âîñüìèäåñÿòèëåòèåì Àðñåíèé Àëåêñàíäðîâè÷ áûë íàãðàæäåí îðäåíîì Òðóäîâîãî Êðàñíîãî Çíàìåíè.

Ïîñëåäíèå ãîäû æèçíè Òàðêîâñêèé ïðîâåë â Äîìå âåòåðàíîâ êèíî.  êîíöå 1988 ã. îí áûë íàïðàâëåí íà ëå÷åíèå â Öåíòðàëüíóþ êëèíè÷åñêóþ áîëüíèöó, ãäå è ñêîí÷àëñÿ 27 ìàÿ 1989 ã. Ïîõîðîíåí ïîýò ïîñëå îòïåâàíèÿ â õðàìå Ïðåîáðàæåíèÿ ãîñïîäíÿ â Ïåðåäåëêèíî, ãäå ìíîãèå ãîäû æèë âäàëè îò ëèòåðàòóðíîé ñóåòû.

 1989 ã. Òàðêîâñêîìó áûëà ïîñìåðòíî ïðèñóæäåíà Ãîñóäàðñòâåííàÿ ïðåìèÿ ÑÑÑÐ çà êíèãó «Îò þíîñòè äî ñòàðîñòè».

 Ìîñêâå ñêîðî äîëæåí îòêðûòüñÿ ìóçåé Àðñåíèÿ è Àíäðåÿ Òàðêîâñêèõ.

ß ñâå÷à, ÿ ñãîðåë íà ïèðó.
Ñîáåðèòå ìîé âîñê ïîóòðó,
È ïîäñêàæåò âàì ýòà ñòðàíèöà,
Êàê âàì ïëàêàòü è ÷åì âàì ãîðäèòüñÿ.
Êàê âåñåëüÿ ïîñëåäíþþ òðåòü
Ðàçäàðèòü è ëåãêî óìåðåòü,
È ïîä ñåíüþ ñëó÷àéíîãî êðîâà
Çàãîðåòüñÿ ïîñìåðòíî, êàê ñëîâî.

Рутина в нашей жизни. И стихотворение А. Тарковского “Переводчик”
Когда-то в моей юности, когда я только что “прорвался” в университет на “специальность своей мечты”, я услышал от одной знакомой фразу, которую она обронила мимоходом, но которая мне очень запомнилась.
Она тоже, в том же году, поступила на специальность, о которой мечтала, но только в вуз, уже напрочь, как все справедливо считали, закрытый для простых смертных.
Но её взяли. За выдающиеся познания. На факультет, на который в год брали всего 7 человек.
И вот, когда мы делились своими ощущениями от учения в вожделенном для каждого из нас вузе, она сказала: “Я сразу поняла, что во всём этом очень много рутины, и смирилась с этим”.
Эти слова легли мне на душу, потому что, хотя я был приучен действовать в жизни так же: двигаться вперёд упорным каждодневным трудом (ну, вроде: “Без труда не вытащишь рыбку из пруда”), они оказались формулой, которая окончательно собрала в пучок и сконцентрировала все – мои тоже – убеждения и установки в данной области.
Чуть что – и я вспоминаю это слово – “неизбежная рутина” – и дальше уже оказывается не о чем спорить и нечего обсуждать.
И более того, я убедился, что людей, не способных справиться с неустранимой в каждом – любом! – деле рутиной, преодолеть эту полосу скучных, но обязательных дел, ждёт только одно: поражение на выбранной ими стезе.
Побеждает не тот, кто в разовом порыве устремился к какой-то своей мечте, вложив в него всю силу своей души. А тот, кто умеет кропотливо работать и медленно, шаг за шагом, приближать себя к своему идеалу.
И вот в этой связи я часто вспоминаю замечательное стихотворение Арсения Тарковского, которое уже много лет не перестаёт поражать меня своей свежестью и необычностью. Хотя оно, кажется, содержит только одно – стон путника на очень длинном, изматывающем пути.
Но надо прочесть его внимательно, чтобы понять, что у этого пути есть всё-таки великая цель, хотя сам путешественник смертельно устал и уже почти замертво падает от изнеможения…
Стихотворение называется “Переводчик”
Шах с бараньей мордой – на троне,
Самарканд – на шахской ладони,
У подножья – лиса в чалме
С тысячью двустиший в уме.
Розы сахариной породы,
Соловьиная пахлава.
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова.
Полуголый палач в застенке
Воду пьёт и таращит зенки.
Всё равно – мертвеца в рядно
Обряжают пока темно.
Спи без просыпу, царь природы,
Где твой меч и твои права?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова.
Зазубрил ли ты, переводчик
Арифметику парных строчек,
Каково тебе по песку
Волочить старуху-тоску?
Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова.
Да пребудет роза редифом!
Да царит над голодным тифом
И солёной паршой степей
Лунный выкормыш соловей.
Ржа пустыни щепотью соды
Ни жива шипит, ни мертва…
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова.
В трудные минуты я часто вспоминаю именно эти стихи и, постенав вместе с Арсением Тарковским о тяжкой своей стезе, как будто сбрасываю со своих плеч непомерный груз и оказываюсь снова готов идти дальше. Ту да же, куда и шёл до этого.

«Сталкер русской поэзии», один из крупнейших поэтов-мыслителей ХХ века. Наследник Серебряного века, переводчик и отец кинорежиссера Андрея Тарковского, Арсений Александрович Тарковский — в проекте «50 великих стихотворений».

***

Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.

Все, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало.

Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Все горело светло,
Только этого мало.

Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала,
Мне и вправду везло.
Только этого мало.

Листьев не обожгло,
Веток не обломало…
День промыт, как стекло,
Только этого мало.

Исторический контекст

Стихотворение «Вот и лето прошло…» было написано Арсением Тарковским в 1967 году.

Период 60–70-х годов ХХ века называют «поэтическим бумом». Во время «оттепели» возрастает общественный интерес к лирике, а поэзия переживает невероятный за последние несколько десятилетий подъем. «Настал черед» произведений тех авторов, которые долгие годы находились под запретом.

В поэзии этих лет выделяются две основные линии: «громкая» («эстрадная») лирика, представители которой (Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский и другие) прислушивались к настроениям общества, и «тихая» лирика (в первую очередь это стихи Николая Рубцова). «Тихие» поэты обращались к вопросам о взаимоотношении природы и человека и о смысле человеческой жизни.

Также во второй половине ХХ века создают свои произведения поэты, чье творчество было близким к эпохе Серебряного века. Они писали о вечном, не оглядываясь на календарь или часы. Именно таким поэтом был Арсений Александрович Тарковский.

Автор

Жизнь Арсения Тарковского (1907–1989) охватила практически весь двадцатый век. Он родился 25 июня 1907 года в украинском Елисаветграде (сейчас — город Кропивницкий) в интеллигентной семье. Его отец был образованным человеком, переводчиком, который привил сыну любовь к литературе и языкам. Вместе с отцом и братом Арсений посещал поэтические вечера известнейших поэтов Серебряного века — Константина Бальмонта, Игоря Северянина и Федора Сологуба.

В 1921 году после установления советской власти на Украине молодого Тарковского едва не осудили за политически сомнительное стихотворение в местной газете.

Отучившись в гимназии и в музыкальной школе, в 17 лет Тарковский приехал в Москву и поступил на Высшие литературные курсы, где с ним учились Даниил Андреев (сын писателя Леонида Андреева) и поэтессы и переводчицы Мария Петровых и Юлия Нейман. Тарковский работал в газете «Гудок», где начинали свой творческий путь Михаил Булгаков, Юрий Олеша, Илья Ильф и Евгений Петров. Здесь Тарковский писал стихотворные фельетоны, судебные очерки и басни под псевдонимом Тарас Подкова.

В 1942 году Тарковский был назначен военным корреспондентом газеты «Боевая тревога», где он писал заметки, небольшие юмористические произведения и стихи, которые так полюбились солдатам, что они вырезали их из газет. В 1943 году Тарковский был ранен разрывной пулей и перенес ампутацию ноги. Из госпиталя поэт вышел в 1944 году. В этом же году скончалась его мать. Однако все эти трагические обстоятельства не сломили поэта, и он нашел в себе силы работать. Тарковский занимается переводами, а в 1946 году подготавливает к изданию свою книгу «Стихотворения разных лет». Но готовый сборник так и не попал в печать. Постановление Центрального комитета о журналах «Звезда» и «Ленинград», согласно которому произведения, не соответствующие духу партии, считались пустыми и безыдейными, лишило голоса многих авторов. Были «разгромлены» Михаил Зощенко и Анна Ахматова. Под удар попала и книга Тарковского: по идеологическим причинам ее выпуск был запрещен.

Этот запрет Тарковский переживал очень тяжело, и даже с наступлением хрущевской оттепели не хотел публиковать свои произведения, писал в стол. Замкнувшись, он продолжал заниматься чужим словом — переводами европейских и восточных авторов. Об этом он напишет в стихотворении «Переводчик»:

Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова.

Свое пятидесятилетие Арсений Тарковский отметил, не имея ни одного печатного сборника. Его первая книга стихов «Перед снегом» тиражом в 6000 экземпляров вышла только в 1962 году:

И еще я скажу: собеседник мой прав,
В четверть шума я слышал, в полсвета я видел,
Но зато не унизил ни близких, ни трав,
Равнодушием отчей земли не обидел…

«Дебют» Тарковского случился, когда ему было уже 55 лет. В этом же 1962 году его сын, кинорежиссер Андрей Тарковский, получил Главный приз Венецианского фестиваля за фильм «Иваново детство». Андрей Тарковский говорил об отце: «Мой отец, конечно, сегодня — самый большой русский поэт. Вне всяких сомнений. С огромным духовным зарядом. Поэт, для которого самое важное — его внутренняя духовная концепция жизни. Он никогда не писал ничего, чтобы прославиться». В фильмах Андрея Тарковского неоднократно звучат стихотворения его отца. В «Зеркале» (1974) стихотворение «Первые свидания» читает сам Арсений Александрович.

Арсений Тарковский читает стихотворение «Первые свидания» в фильме Андрея Тарковского «Зеркало»

В 1960-е годы сборники стихотворений Арсения Тарковского начинают выходить один за другим. Он выступает на литературных вечерах, ведет поэтическую студию при Московском отделении Союза писателей.

В марте 1966 года умирает Анна Ахматова. Ее смерть Тарковский воспринял как личное горе: поэты были очень близки. Позже Тарковский посвятил Ахматовой целый цикл стихотворений.

В последующие десятилетия Тарковский, несмотря на преклонный возраст, активно работает, путешествует за границу в составе делегации советских писателей. В 1986 году случилась трагедия — от рака умер его сын Андрей Тарковский. А 27 мая 1989 года, на три года пережив сына, ушел и Арсений Тарковский. Для прощания с ним был предоставлен Большой зал Центрального дома литераторов. Отпевали поэта в храме Преображения Господня в Переделкине.

О религиозных взглядах Арсения Тарковского

Тарковский был верующим, православным человеком. Интересно, что поэт называл своим наставником в вере академика Владимира Вернадского: «Вернадский развивал у меня теологическое мышление — для этого давал читать много книг, в том числе Павла Флоренского, Сергия Булгакова. Они и оказали на меня решающее влияние». По словам поэта Михаила Синельникова, «Тарковский был церковно религиозен». Он читал Священное Писание, интересовался русской религиозной философией и различными вопросами библеистики. В стихотворениях Тарковского часто встречаются библейские образы и религиозные мотивы. Нередко фигурируют имена праотцев Адама и Иакова, пророков Ветхого Завета Давида, Исайи, Иезекииля, апостолов Иоанна и Петра.

Произведение

Эти строки известны всем. Они неоднократно были положены на музыку. Их читает герой фильма Андрея Тарковского «Сталкер» (посмотреть отрывок на странице Мосфильма).

Арсений Тарковский написал свое знаменитое «Вот и лето прошло…» в 1967 году. Опубликовано стихотворение было в 1969 году в поэтической книге «Вестник», в которой были собраны стихотворения 1966–1971 годов. На момент написания текста Тарковскому было уже 60 лет.

«Вот и лето прошло…» Читает автор

Несмотря на то, что в этом стихотворении не встречается конкретных библейских имен и сюжетов, оно имеет точное христианское измерение. Тарковский касается темы соотношения временного и вечного, божественного и человеческого. Это стихотворение о том, как сильно человек нуждается в присутствии Бога.

Без Него всегда будет чего-то не хватать, хотя на первый взгляд ничто не пропало даром и «все горит светло» в этом цикличном повседневном мире.

Душа всегда просит не сиюминутного, не обыденного, не того, что ложится прямо в руки, — этого всегда будет не хватать. Она просит непреходящего для того, чтобы ощутить полноту, духовно насытиться. Всякой земной радости будет мало, если не помнить о высшей Божественной радости и любви. Это прекрасно понимает лирический герой, прислушиваясь к себе, исповедально передавая тоску по высокому, горнему, вечному.

Читайте также:

50 великих стихотворений: Булат Окуджава. Почему мы исчезаем…

50 великих стихотворений. Белла Ахмадулина. На мотив икоса

50 великих стихотворений. Александр Галич. Псалом

50 великих стихотворений. Николай Гумилёв. Слово